Вообще-то «Ангара» досталась нашему флоту в качестве трофея после войны, в нацистской Германии она носила иное название, которое мне неизвестно. Однако изначально это судно не входило в боевой состав флота, и его отреставрировали по канонам 70-х годов прошлого века и превратили в комфортабельную гостиницу, куда селили прибывавших на ЧФ высоких гостей.

А в тот раз гости действительно были высокие – делегация во главе с президентом Академии наук СССР трижды Героем социалистического труда Анатолием Петровичем Александровым. Помимо прочего, до войны Александров занимался противоминным размагничиванием кораблей, благодаря этим работам удалось спасти от гибели десятки наших судов, и в Севастополе решили открыть памятник в честь противоминной эпопеи. На эти торжества и прибыла делегация во главе с Александровым, в состав которой входило несколько адмиралов, научных сотрудников Института имени Курчатова и я, грешный. Поселили всех нас на «Ангаре» и пять дней, проведенных в Севастополе, включая поездку в Балаклаву, где в ту пору все еще действовал потайной, пробитый сквозь гору выход в море для подводных лодок, достойны особого разговора.

Но в данном случае хочу рассказать об интереснейших вечерних посиделках в кают-кампании «Ангары», где Александров, как принято говорить, в тесном кругу знакомых людей вспоминал поистине удивительные истории, участником или свидетелем которых он был.

Одна из этих историй запомнилась особо.

Дело в том, что под руководством Александрова создавалась первая в СССР атомная подводная лодка, если не изменяет память, тот секретный проект носил вполне рядовой номер – кажется, 651-ый. Когда на подлодку установили ядерный реактор и она готовилась к швартовым испытаниям, ознакомиться с невиданным чудом военной техники в Североморск отправилась делегация из Москвы в составе члена Политбюро Устинова, курировавшего оборонную тематику, министра обороны Малиновского, знаменитого командующего советским флотом адмирала Горшкова и, конечно, академика Александрова, которому предстояло продемонстрировать свое детище.

Кажется, это было в 1949-ом или 1950-ом году, а возможно и в 1951-м, этого я точно не помню. Не врезалось в память, что стоял конец марта, на севере было еще холодно, и все прибывшие были в шинелях. А на берегу, перед трапом установили невиданные для тех времен воротца для улавливания радиации – такого типа устройства теперь стоят во всех аэропортах. И делегация чинно проследовала вслед за Александровым на подводную лодку – разумеется, датчики при этом не реагировали.

Но поскольку та атомная подлодка была самой первой, а радиация считалась очень слабо изученной, то все радиометрические приборы были настроены по максимальной строгости. Радиометристы, сопровождавшие на подлодке делегацию, улавливали даже «шумы» от табличек на переборках. Известно, что на подлодках того времени таблички типа «БЧ-1», то есть «Боевая часть – 1», «БЧ-2» и так далее изготовляли из латуни, покрытой слоем фосфора, чтобы они светились в темноте. Вот эти-то указатели и давали слабенький, абсолютно безопасный радиационный фон. Тем не менее, непосредственно в ходе начальственного обхода эти таблички решили убрать. И шедший сзади матрос тут же отверткой свинчивал с перебором фосфоррисцирующие буковки.
Когда делегация остановилась на главном посту, Устинов шепнул матросу:

- Дай-ка мне пару этих табличек…

И незаметно опустил их в карман шинели адмирала Горшкова.

Когда после осмотра подводной лодки делегация выходила на берег через те же «радиационные» воротца, Устинов и Малиновский прошли нормально, а вот на третьем – на адмирале Горшкове со страшной силой взвыла сирена. Да, да, настоящая сирена, ведь из-за первоначального крайне пугливого отношения к радиации все приборы были настроены «по-боевому». Надрывный вой сирены означал, что человек, посетивший атомную подводную лодку, «схватил дозу».

Лицо Горшкова, по рассказу Александрова, стало белее простыни. И увидев этот нешуточный испуг, Устинов поторопился подсказать:

- Да ты по карманам-то пошарь. Может, чего лишнего прихватил.

Горшков лихорадочно сунул руки в карманы шинели, вытащил из одного из них злосчастные таблички и в сердцах швырнул их в воду. Сирена сразу умолкла.

Все весело рассмеялись. И адмирал Горшков тоже. Хотя, по словам Анатолия Петровича Александрова, смех Горшкова не был особенно искренним. Радиация в те годы оставалась неизведанным таинственным врагом, и рев сирены, оповещавшей о «схваченной дозе», действительно мог напугать человека.

Вот с таких шуточек начиналась история нашего атомного подводного флота.

А еще академик Александров рассказывал, как во время испытаний течь в работающем реакторе (транспортный реактор работал не на воде, а на металлическом расплаве), опрокинув по стакану водки, чеканила бригада подольских рабочих во главе со знаменитым слесарем по имени Порфирий, дожившим, кстати, до весьма преклонных лет.

Но это уже совсем иная история.

Анатолий САЛУЦКИЙ.